Поиск по этому блогу

15 янв. 2012 г.

Политолог Борис Межуев — о том, пойдет ли Владимир Путин по стопам де Голля


Несмотря на то что власть в последние дни проявляет вялое равнодушие ко всему, что говорит и собирается делать протестная оппозиция, по мере приближения роковой даты президентских выборов она вынуждена будет пойти на мирные переговоры с той частью протестного движения, которая пока еще расположена идти на переговоры. Тем более что мосты между властью и инициативными группами либеральной общественности активно наводит набирающий политическое влияние бывший министр финансов Алексей Кудрин.

С противоположных концов все еще доносятся голоса радикалов: «Переговорам не бывать!», однако трезвомыслящие политики осознают, что диалог неизбежен, ибо альтернатива — политический тупик. Только желающие своей стране хаоса и крови оппозиционеры могут уповать на «спасительную» протестную волну, которая сметет режим, и только наивные «охранители» могут полагать, что выборы 4 марта можно «проскочить» или «перетерпеть».

Между тем, как только переговоры начнутся, они мгновенно вызовут массу самых разных вопросов. Один из них очевиден — почему в предполагаемом круглом столе принимают участие исключительно представители либеральной общественности? Почему только с ними вступает в диалог фаворит президентской гонки? Ведь в протестном движении участвовали далеко не только поборники прав человека и рыночных свобод. На проспекте Сахарова красный цвет едва ли не преобладал над белым, да и избиратель в декабре 2011 года довольно отчетливо высказался в пользу левых программ и лозунгов, во всяком случае, точно не в пользу кудринской финансовой политики. А куда делись националисты, сыгравшие немаловажную роль на самом первом этапе улично-протестного пробуждения и выдвинувшие целый ряд своих требований к власти? Если эти вопросы не будут поставлены сейчас, до организуемого Кудриным круглого стола 24 января, то после его проведения мы услышим массу справедливых упреков в адрес системных либералов от преданной ими рассерженной улицы.

Далее, возникнет важный вопрос о самом статусе подобных переговоров и том формате, который они могут принять. Не случайно оппозиционные публицисты заговорили в последнее время об Учредительном собрании или, скромнее, о Конституционном совещании. Так или иначе, но дело, если всё не разрешится какой-то жесткой развязкой, похоже, идет именно к этому — к переформатированию политической системы с участием власти и инициативных групп общественности. И здесь самое главное даже не в том, в каком формате будет представлена общественность, а что собой будет представлять власть.

Общественность, как мы видим, быстро схватывает организационные навыки и формируется в комитеты, ассамблеи и движения. Кем и чем представлена власть? Сегодня это по существу один человек, тот самый, которого проклинают одни митингующие и к которому стремятся на переговоры другие. Сегодня мы снова вынуждены вернуться к вопросу WhoisMr. Putin? Является ли он лишь символическим выражением властной вертикали или за ним стоит какая-то программа, система взглядов, в конце концов, набор ценностей? Почему Путина до сих пор поддерживает пусть не подавляющая, но все-таки значительная часть нашего населения?

Безусловно, кто-то просто боится перемен, а кто-то верит двум первым каналам телевидения. Однако нелепо списывать всё на робость и плохую информированность. Еще недавно Путина поддерживало большинство из тех людей, что сегодня клеймят его на митингах и в социальных сетях. Путин явился и до сих пор является выразителем трех фундаментальных для нашей страны и нашей политической культуры ценностных установок — социального равновесия, территориальной целостности и государственного суверенитета. Путинский режим блокировал реализацию крайне левых и крайне правых экономических программ, не допустив ни массового пересмотра итогов приватизации, ни принудительного банкротства индустриальных моногородов. Этот режим за счет попеременного использования кнута и пряника предотвратил очень возможный после событий конца 1990-х распад страны. И этот же режим декларировал суверенитет российского государства как свою приоритетную миссию и осуществил ряд мер по его обеспечению.

Сегодняшняя политическая коллизия состоит не в том, что, следуя, хотя и с оговорками, этим ценностям, власть в течение 12 лет сделала множество ошибок и привела сама себя к политическому кризису, а в том, что в разнородной и разномастной оппозиции нет сил, для которых именно эти, а не какие-то другие ценности оставались бы приоритетными.

Это только сейчас, в разгар революционного исступления, многим представляется, что можно построить новое европейское государство, сломав хребет «путинизму» с его надоевшей всем стабильностью, очень проблематичным суверенитетом и уж совершенно опостылевшим интернационализмом. «Путинизм» воскреснет как крайне агрессивная антидемократическая идеология на следующий же день после того, как на обломках нынешнего цезаризма воссияет наспех слепленная по европейским лекалам парламентская республика. Мы уже пережили аналогичное воскрешение сталинизма после триумфального 1991 года, и подобно тому, как все нынешние поклонники Сталина и советского быта забыли репрессии и товарный дефицит, «путинисты» будущих лет с недоумением будут слушать увещевания победивших хипстеров, рассказывающих о неправедных судах и коррумпированной полиции.

«Путинизм» должен возникнуть именно сейчас, до того, как случится непоправимое. Он должен вступить в диалог с альтернативными ему идеологиями, которые вполне закономерно указывают «путинистам» на издержки реализации именно их программы, и тем самым влиться в новую республику в качестве идейного кредо крупнейшей консервативной партии. Примерно так же, как влился в Пятую республику «голлизм», оставшись в политической жизни Франции не обозначением режима личной власти первого ее президента, но в качестве наименования идеологии французского государственного возрождения в рамках континентальной Европы.

Может ли и хочет ли Путин создавать «путинизм», как де Голль создал «голлизм»? Его действия последнего года показывают, что он не видит на этом поле ни проблемы, ни ее решения. Он легко расстался с созданной под него «суверенно-демократической» идеологией, он столь же легко прощается сегодня с созданной под него же политической партией, которая находилась, мягко говоря, не в идеальном состоянии, но при нормальной политической работе могла превратиться во всамделишную парламентскую партию, исповедующую «путинский консерватизм». Власть с каким-то иррациональным азартом подрубает одно за другим все основания собственной легитимности.

Увы, так не может продолжаться бесконечно, и если «путинизм» как идеологию консервативной парламентской партии не создаст Путин, его рано или поздно создаст кто-нибудь другой. Хуже всего, если «путинизм» возникнет на развалинах суперпрезидентской республики в качестве окрашенной в реваншистские тона ностальгии по призраку государственного величия. И тогда вместо цивилизованного «голлизма» Пятой республики мы получим новый «бонапартизм» образца Второй империи. Именно об этом сейчас следует думать всем тем, кто видит выход в цивилизованных переговорах и проектирует будущее Конституционное собрание.

Комментариев нет:

Отправить комментарий