ФССП отправит оппозиционеров подметать улицы

Под контролем судебных приставов нарушители закона о митингах бесплатно поработают на благо города

Фото: Екатерина Штукина

Судебные приставы готовятся к вступлению в силу в 2013 году новых положений скандального закона о митингах, ужесточившего наказание за незаконные публичные акции. В первую очередь это коснется оппозиционеров. Штрафы для них уже действуют, но с Нового года суды могут отправлять нарушителей на обязательные бесплатные работы на пользу города: мести улицы, убирать помещения, помогать в больницах. Судебные приставы сталкиваются с такими мерами впервые, поэтому решили использовать богатый опыт Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН).

Сам термин «обязательные работы» как отдельный вид наказания появился в российском законодательстве относительно недавно. Чаще всего суды назначают такое наказание по нетяжким или несерьезным экономическим и должностным преступлениям. 

В Кодексе об административных правонарушениях ранее такой нормы не было. Она вступает в силу с 1 января 2013 года в связи с принятым летом 2012 года закона о митингах. Уже сейчас нарушителям правил организации и проведения публичных акций могут грозить крупные штрафы: юридическим лицам — до 1 млн рублей, гражданам — до 300 тыс. рублей, должностным лицам — до 600 тыс. рублей. Альтернатива штрафам, которую может с Нового года применить суд, — обязательные работы на 40, 100 и даже на 200 часов. 

Само наказание — это бесплатные общественно-полезные работы, которые выполняются в свободное от основной работы или учебы время — не более четырех часов в день. 

Исполнять это наказание должны судебные приставы, однако подобного опыта у них до этого не было. По данным «Известий», Федеральная служба судебных приставов (ФССП) решила использовать методику коллег из ФСИН, которые уже много лет практикуют такие наказания, но по уголовным делам. 

Как пояснили «Известиям» в пресс-бюро ФСИН России, приговоренные по уголовным делам к обязательным работам чаще всего направляются в сферу ЖКХ на уборку улиц, благоустройство дворов, подсобные работы в медучреждениях, разнорабочими на склады. 

«Известия» ознакомились с официальным письмом за подписью замглавного судебного пристава России Татьяны Игнатьевой, направленным во все территориальные подразделения ФССП. В нем говорится, что «порядок исполнения постановлений судей о назначении административного наказания в виде обязательных работ аналогичен порядку исполнения приговоров судей с назначением уголовного наказания». 

Судебным приставам поручается в срок не более 10 дней со дня возбуждения исполнительного производства «трудоустроить» нарушителя. Для этого они должны будут договориться с местными властями и получить от них списки организаций, где наиболее востребованы бесплатные рабочие руки.

Депутат Дмитрий Гудков, резко выступавший против закона о митингах и пытавшийся устроить в Госдуме во время его принятия «итальянскую забастовку», заявил «Известиям», что первые решения судов с направлением на обязательные работы возможны «в любой момент с 1 января». 

— Уверен, что выбирая между штрафом и направлением на обязательные работы суды будут вести себя крайне избирательно, — говорит парламентарий-оппозиционер. — Но не сомневаюсь, что в скором времени будут громкие прецеденты. 

Он также предположил, что самые суровые меры с направлением на самые грязные и неприятные работы будут применяться именно к наиболее активным оппозиционерам. Отдельно Гудков отметил, что такими мерами власть будет работать только себе в минус. 

— Представьте себе, что направят на обязательные работы эколога, отстаивающего парк — так помочь ему подметать улицы или убираться где-то в больнице придут сотни сочувствующих, — говорит депутат. 

Формально, у нарушителей есть повод отказаться от малопрестижных работ. По закону, человеку не могут быть назначены обязательные работы, для выполнения которых требуются специальные навыки и познания, которыми он не обладает. 

Однако попытка объявить, что человек не обладает познаниями, например в уборке территории, вряд ли удастся. 

Как отмечает адвокат Евгений Черноусов, еще в СССР сложилась практика направления «15-суточников» и «указников» на работу. Так называли совершивших мелкое хулиганство или оказавших неповиновение сотрудникам милиции и попавших под действие указов Верховного совета. Ночи они проводили в камерах, а днем почти всех, за исключением больных и инвалидов, отправляли на склады, овощебазы и стройки в качестве подсобных рабочих. Редко — на уборку улиц. При этом юрист сомневается, что сейчас обязательные работы будут востребованы. 

— По закону, администрация учреждения или объекта несет всю ответственность за любое ЧП. А инциденты все равно будут происходить, это отпугнет от использования обязательного труда, — говорит адвокат. 

Задействовать их в сфере ЖКХ он также не видит возможности в силу большого количества гастарбайтеров как на улицах, так и на стройках — учреждениям все равно придется отчитываться за выполненные работы, хотя они и были бесплатными.

По статистике, число приговоренных к обязательным работам в России растет из года в год. Так, в 2010 году всего по стране на обязательные работы были направлены 80 тыс. человек, а в прошлом уже 90 тыс. При этом есть регионы, где число таких приговоров за год возрастало почти на треть. Насколько увеличится армия бесплатных работников в следующем году за счет оппозиционеров и прочих протестующих, сказать сложно. Тем более, что депутаты уже не раз предлагали ввести такой вид наказания и за ряд других правонарушений — например неуплату штрафов или грубые нарушения правил дорожного движения.

Мнимое единство и подлинные разногласия

Политолог Борис Межуев — о главном предмете спора между властью и оппозицией

Борис Межуев. Фото: ИЗВЕСТИЯ

Начну с парадокса. Главным итогом 2012 года я считаю идеологическое объединение, я бы даже сказал, стратегический союз российской власти и протестной оппозиции. В начале года, когда мы все были под впечатлением от давно не виданных столицей многотысячных митингов, я даже не подозревал, насколько этот союз возможен и легко достижим. Как и многие другие, кто верил в подлинность этого противостояния, я уже видел себя в роли эдакого центриста, который будет внимательно выслушивать тех и этих, а потом выдаст что-нибудь взвешенное, объединяющее, всех устраивающее. Подобная роль, наверное, весьма соответствовала моему личному психотипу, но для нее не оставалось никакого места в нынешней российской ситуации, характеризующейся с поверхностной, но очень правдоподобной, точки зрения идеологическим слиянием двух якобы противоборствующих сторон.

Это вот в прежние годы была борьба, когда власть отчаянно доказывала, что она выражает самые передовые устремления самого передового то ли среднего, то ли креативного класса. Ну а те, кто власть не любил, исходили из прямо обратного. А в 2012 году стороны в полном единодушии сошлись на том, что наша власть является властью какого-то загадочного традиционалистского большинства страны, а оппозиция — ее авангардистского меньшинства, недовольного, так сказать, засильем большинства. Власть — за православие, оппозиция — за языческие пляски в храмах и радикальный феминизм, власть — за брак между мужчиной и женщиной, оппозиция — за гей-парады, власть — за то, что русским детям можно и нужно жить в России, оппозиция — за то, что для них лучше переместиться в Штаты. 

Иногда по ходу развертывания всей этой дискуссии возникало ощущение, что всё это — даже не имитация Брежнева, но какое-то ностальгическое воспроизведение короткой, но незабываемо яркой эпохи Константина Устиновича Черненко. Я тогда учился в средней школе, и учителя постоянно говорили нам, что настоящие и честные советские парни идут не в девятый класс, то есть не готовятся к поступлению в чуждые простым русским людям вузы, но как настоящие пацаны идут в ПТУ, после чего сразу получают выгодную и дорогостоящую рабочую профессию, а не прозябают всю жизнь инженеришками за 100 рублей. Но если бы кто-нибудь в тот момент очутился в весьма продвинутой интеллигентской кампании, он непременно услышал бы набор расхожих пошлостей о том, что все настоящие люди в этой стране делятся на досидентов и отсидентов, что «эти морды» всегда будут нами править, поскольку народ с ними и за них и т. д. и т.п. 

Потом в эпоху массовой популярности демократов и Ельцина не только эти слова, но и произносящие их люди куда-то поисчезали, и вот теперь и те и другие как будто дождались своего часа и вновь вышли под софиты на подмостки истории.

Такое ощущение, что на политическую сцену поднялось поколение, охваченное жгучей ностальгией по прекрасной эпохе Черненко, когда в средней школе гордо звучало слово «пэтэушник», а на кухнях московские интеллигенты взахлеб ругали непросвещенный народ. И всем было хорошо. 

Вот и сейчас мы наблюдаем удивительные метаморфозы. Известный политолог, докторская диссертация которого о путях модернизации России была посвящена тезису, что основным препятствием к оной модернизации является склонность нашего населения к разного рода национальным идеям антизападного толка, теперь взахлеб рассуждает о том, что власти следует начать беспощадную борьбу с атеизмом, постмодернизмом и гомосексуализмом. А наш народ нашу власть в этой борьбе поддержит. Гламурные оппозиционеры от таких речей только приходят в восторг, они немедленно ощущают себя самыми страшными врагами режима, причем только на том основании, что не ходят в церковь, любят читать Сорокина и, в лучшем случае, нюхают кокаин и спят с кем попало.

Понимаете, насколько нелепо в этой ситуации будет выглядеть какой-нибудь идиот-центрист вроде меня, который надумает мирить оппозицию и власть. Мирить? После того как все так хорошо устроились? Что за сумасшествие! Поэтому главным итогом года для меня лично стала трансформация из мягкого центриста в жесткого радикала. Я вдруг понял, что надо срочно менять тактику и не мирить противоборствующие стороны, а попытаться их наконец поссорить. Ну чтобы хоть как-то разрушить их освященный славным именем Черненко симбиоз. Разумеется, я хотел бы их поссорить так, чтобы впоследствии снова примирить, но это уже, как говорится, была моя программа-максимум. Программа-минимум — именно поссорить.

Для того чтобы заставить наших двух друзей-союзников наконец хоть чуть-чуть повоевать друг с другом, нужно было найти между ними хотя бы какие-то подлинные, а не мнимые разногласия. 

В чем, если уж говорить серьезно, наши стороны действительно расходятся, в чем основной спор, и на стороне кого — правда? Думаю, что разногласия, хотя и не вполне проявленные, имеются и подлинный спор время от времени всё же ведется. Главный предмет этого спора — это вопрос о национальном суверенитете.

Когда часть членов так называемого Координационного совета поддержали петицию группы американских граждан о включении всех российских депутатов, поддержавших известный закон, в «список Магнитского», стало ясно, что эта проблема рано или поздно выйдет на первый план. Как справедливо написал в последней колонке в «Известиях» Максим Соколов, «список Магнитского» — это такая штука, которая ударит не только по Путину, но по любому будущему президенту России, если он только каждое утро не станет молиться на портрет президента США, а все оставшееся от молитвы время не продолжит заниматься выполнением его руководящих указаний. Конечно, в конце концов все уважающие себя россияне просто перестанут хранить деньги в долларах и перейдут на что-то более политически надежное, но до этого момента случится еще много неприятного. Вот и возникает вопрос, готова ли оппозиция, поддерживающая не просто сам список, но его немедленное расширение, к тому, что президент РФ, равно как и все должностные лица, начнут действовать не на основании так или иначе понимаемых интересов собственных граждан, а выполняя волю заокеанских руководителей?

Наши оппозиционеры исходят из представления, что если у меньшинства в России нет никаких электоральных перспектив, то бороться за власть оно может, лишь составляя разнообразные петиции американскому султану. Если бы афроамериканцы в США придерживались аналогичной тактики, они бы все давно вступили в Коммунистическую партию и присягнули на верность Хрущеву или Брежневу. Думаю, в этом случае десегрегация заняла бы более продолжительное время, если бы состоялась вообще. Между тем афроамериканцы нашли союзников в левых кругах Демократической партии и вместе с ними обеспечили реализацию того, в чем видели обеспечение своих прав. Американские феминистки также не видели смысла писать депеши Брежневу или Горбачеву, и, наконец, латиноамериканцы в США сегодня не требуют поддержки своему латиноамериканскому делу ни от Путина, ни от Уго Чавеса, ни от Ахмадинежада. А Россия — это все-таки не саддамовский Ирак, оппозиционеров у нас не травят газами, их приглашают в телевизор и настойчиво просят ругать власть. 

Это отнюдь не означает, что в стране все прекрасно, что силовые структуры не своевольничают, что власть не настигают периодические спазмы реактивного озлобления, что бесформенность политической системы не приводит к параличу государственного управления. Всё это так, но всё же оснований для того, чтобы просить их президента покарать нашего, признаемся честно сами себе, немного. И когда гламурная оппозиция кричит о том, что «суверенитет России — это суверенитет воров» и что, пардон за рискованную цитату, «нет у нас другого царя, кроме американского кесаря» — всё это выглядит абсолютно омерзительно. Омерзительно для всех, кроме нашего меньшинства, которому власть выдала полный мандат на идеологическое разгильдяйство. 

Так что главный политический итог минувшего года — полное и безоговорочное опровержение избитой истины о том, что худой мир лучше доброй ссоры. Увы, нет. «Добрая ссора» в политике — шаг навстречу к «доброму» миру, полноценному национальному примирению, а вот «худой мир», который может затянуться на годы, как и абсолютная власть, согласно другой поговорке, может развратить нас абсолютно. И такое развращение, как показывает финал нашей первой перестройки, не проходит безнаказанно.