Высокоморальная кампания

Журналист Леонид Злотин — о том, почему защита детей превращается в сведение счетов

Поиск в «Гугле» слова «кампанейщина» моментально выдает больше 80 тыс. результатов. Среди разнообразного и постоянно репродуцируемого наследия советской эпохи этот элемент оказался среди наиболее живучих и востребованных. То, что движение это практически никогда не дает заявленного результата, — не новость, потому хотя бы, что чаще всего кампании эти носят не практический, а политический характер. Вспомним последнюю такую историю в СССР — борьба с пьянством и создание обществ трезвости. Хорошо заработали на этом таксисты, а мы, грешные, научились варить самогон в городских условиях. В общество трезвости загоняли по спискам, как на демонстрации и субботники, отписывались в райком и расходились выпивать с чувством исполненного долга. Вот и весь результат. С другой стороны, подобные игры были всё же сравнительно безобидны с точки зрения негативных последствий.

Новые времена образуют куда менее безобидные результаты.

Широко объявленная (и безусловно необходимая) борьба с сексуальными домогательствами в отношении детей не должна была бы отменять доказанности обвинения, справедливого состязания сторон в независимом судебном рассмотрении.  Однако дела пошли так споро, что количество бездоказательных обвинений начало превращать защиту детей в борьбу за выдающиеся показатели и способ сведения счетов.

Последняя по времени, но далеко не единственная история — обвинения, выдвинутые против заслуженного педагога музыкальной школы. Страстная мама девочки, которой педагог отказал в занятиях, обещала ему проблемы и создала их в избыточной мере. Видимо, девочка, когда вырастет, вернет маме все ее педагогические уроки в достаточной мере, но упоение в бою это соображение не отменяет. Существует предположение, что родительницу могли на  этот скандал подговорить люди, заинтересованные в устранении педагога из учебного заведения по своим корыстным соображениям. В частности, ход делу дал директор ЦМШ (Центральная музыкальная школа), с которым обвиненный педагог конфликтовал и, более того, также претендовал на место директора. То есть в основе ситуации мог лежать обычный производственный конфликт. Но поскольку тема обвинения оказалась резонансной, вероятная подоплека была опущена (громкий процесс важнее фактов), дело пошло в нужном направлении, причем следствие и обвинение оказлись априори главными в судебном процессе.

Это, заметим, вообще характерно для нынешнего российского судопроизводства, но с резонансными процессами подобная практика вообще порой доходит до изрядных чудес. В результате суд отказывается выслушать свидетелей защиты, удаляет  адвоката обвиняемого, а маму-истца постоянно консультирует и направляет штатный сотрудник Следственного комитета (о чем рассказывал так и не показанный в эфире сюжет журналистов НТВ). У этой истории всё же оказалось хорошее завершение, что вовсе не заслуга профессионально проведенного следствия или внимательных и беспристрастных судебных слушаний. Педагога оправдали присяжные, за что им большое спасибо — за то хотя бы, что отделили конкретное дело от кампании по борьбе. К сожалению, этот случай «обвинения за кампанию» не единственный, не всем так повезло и пока непонятна судьба других попавших под резонансную тему.

Еще одно модное поветрие — борьба с «пропагандой» нетрадиционных сексуальных отношений, которая в лучших традициях выливается в совершенную глупость и пошлость. Не желающие отставать московские депутаты предлагают повысить возраст согласия (на сексуальные отношения) до 18 лет. Вроде того, чтобы одновременно начинать голосовать и заниматься сексом. Партнером можешь ты не быть, но гражданином стать обязан. Видимо, предполагается, что для решения демографических проблем достаточно принять какую-нибудь очередную государственную программу. Глупо всё это — зато в тренде. Тренд этот — вечная и бессмысленная кампания за «нравственность», принимающая всегда причудливые, но не всегда безобидные формы.

Забавно, что новая волна этой борьбы возникла в эпоху, когда вообще, похоже, институт этики как элемент государственно-общественного устройства отменен в принципе. Для проверки этого предположения предлагаю, например, тему: «Этическое и эстетическое содержание телевизионного контента». Или хит сезона: «Этика и моральные аспекты современного российского судопроизводства». Навязывание своих представлений о морали — не совсем безупречная позиция для тех, кто никак не обосновал своих претензий на право нравственных поучений. И инициатор питерского законопроекта о гей-пропаганде, и новаторы изменения возраста согласия могли бы, например, заняться чем-нибудь реально полезным и актуальным. Как минимум самообразованием и самосовершенствованием. Но кампания «за нравственность» требует священных жертв. Жертвы, увы, вполне возможны. Результат — гарантированно нет.

Бессмысленные разговоры о нравственности, кампанейщина по ее якобы защите вполне успешно заменяют решение действительно важной и актуальной задачи возврата общества к системе действующих моральных императивов. Песок по-прежнему неважная замена овсу. Но принцип, по которому предмет ищут не там, где потеряли, а там, где лучше освещение, всё еще остается одним из главных в решении российских проблем.